Стражи Хейвена - Страница 511

511

— Неужели вы и вправду думали, что все будет так легко? Какие же это тайные врата, если любой может их открыть! Ни одна смертная рука не в силах распахнуть эти ставни. Греза не предназначена для людских глаз.

Все повернулись к нему, и он засмеялся. Из отверстого рта вырвалось пламя. Хок подобрал топор.

— Ты знал об этом с самого начала, — мрачно сказал он. — Вот почему ты так охотно повел нас сюда. Чтобы насладиться нашей яростью и отчаяньем в момент поражения.

— Разумеется, — просто сознался Жареный. — Проклятые должны сами искать себе удовольствия, где могут.

— Должен быть способ, — уперлась Фишер. — И ты нам скажешь, каков он.

— Или что? — поинтересовался Жареный с нескрываемым злорадством. — Вы не можете ни ранить, ни убить меня. Я уже наказан так, как вам и не снилось.

— Не позволяйте ему вас спровоцировать, — предостерег Ламент. — Нам нужно сосредоточиться на текущей задаче. Бог не привел бы нас сюда впустую.

— По-моему, — робко подал голос Сенешаль, — сейчас оправдается мое пребывание здесь. Он медленно приблизился к закрытым деревянным ставням, держа перед собой Руку Славы. — Я действительно могу найти дорогу куда угодно. В этом всегда заключался мой дар, моя магия. А Рука способна открыть любую запертую дверь. Сфокусировав через нее собственную магию, я, наверное, отворю эти ставни. Поэтому я здесь. Отойдите и дайте мне пространство для работы.

Все подались назад, даже Жареный, а Сенешаль поднес магический инструмент к ставням. По мере приближения Руки к крашеному дереву, кончики ее пальцев вспыхнули, но вместо обычного мягкого, желтого, как у свечи, пламени, маленькие огоньки на сей раз сделались яркими и бело-голубыми, разгораясь все сильней и сильней, пока свет не сделался почти ослепительным. Сенешаль прищурился, но не отвернулся. В дюйме от поверхности ставен ссохшиеся пальцы задергались, затем медленно задвигались, словно давно умершая Рука начала оживать.

— Что за чертовщина? — негромко спросила Фишер.

— Черт знает, — хрипло отозвался Сенешаль, не глядя на нее. — Она ничего не должна делать. Я ее еще не активировал.

Теперь пальцы Руки Славы налились силой. Они сгибались и разгибались, явно стремясь дотянуться до древесины, и Сенешалю приходилось висеть на Руке всем своим весом. Комната наполнилась острым ощущением чужого присутствия, словно к ним присоединился посторонний. А затем Рука внезапно сжалась в кулак, затушив огни, и дважды стукнула по крашеному дереву. Звук унесся невероятно далеко, отражаясь эхом т невообразимо далеких преград. Райский вид медленно разделился надвое, ставни безмолвно распахнулись в золотую комнату, обнажив бесконечную темноту по ту сторону окна. Чернота оказалась столь глубокой, что никто не мог на нее смотреть, даже Жареный. Тамошний мрак не шел ни в какое сравнение с Черным лесом или Долгой ночью. Полное отсутствие света и чего бы то ни было вообще. Предсмертная тьма вселенной, когда звезды уже погасли, чтобы никогда не зажечься вновь.

Все с любопытством посмотрели на Руку Славы. Ладонь разжалась и теперь выглядела как обычная засушенная рука мертвеца. Сенешаль несколько раз осторожно ее встряхнул, но она явно отыграла свою роль. Ощущение чужого присутствия в комнате также пропало.

— Ставни нельзя открыть смертной рукой, — проговорил Ламент.

— Кстати, а кому изначально принадлежала эта кисть? — поинтересовался Хок.

Сенешаль призадумался.

— Согласно легенде, ее отрезали от тела первого Лесного короля. Человека, который приказал построить этот Собор. Я нашел ее в старом арсенале. Полагаю, покойный монарх все еще пользуется здесь авторитетом.

— Что побудило тебя взять эту штуку с собой? — спросила Фишер.

Брови Сенешаля сошлись на переносице.

— Рука сама мне дала понять. Но нет, мне не хочется это обсуждать. Пожалуйста, нельзя ли теперь поговорить о чем-нибудь другом?

— Ладно, — согласился Хок. — Врата у нас открыты, как это ни прискорбно. Мы с Изабель идем внутрь. Ты, Ламент, я так понимаю, тоже?

— Разумеется, — отозвался Пешеход: — Ситуация не изменилась. Мир по-прежнему надо спасать от хаоса.

— Я не пойду, — заявил Жареный. — Здесь моя дорога кончается, Я привязан к месту моего триумфа и преступления.

— В таком случае, Сенешаль останется тут с тобой, пока мы не вернемся, — сразу нашелся Ламент.

— Я? — переспросил Сенешаль. Он неуверенно посмотрел на архитектора, который гадко улыбнулся в ответ. — И почему это я должен соглашаться?

— Тебе придется сидеть здесь с Рукой Славы и держать врата открытыми, — терпеливо объяснил Ламент. — В противном случае с нашего проводника станется захлопнуть их за нами и бросить нас в Грезе навсегда. Ты проследишь, чтобы он вел себя прилично.

— Один? — уточнил Сенешаль, заранее зная ответ.

— Справишься, — отрезал Хок. — Ты внук Верховного мага, забыл? Если станет докучать, прогони его несколько раз вокруг комнаты пинками под горелый зад.

Сенешаль смерил Жареного оценивающим взглядом.

— Да. Думаю, это мне под силу.

Фишер улыбнулась ему:

— Держите для нас свечу в окне. Не успеете оглянуться, как мы вернемся.

— Ни один человек еще не возвращался из Грезы! — злобно выкрикнул Жареный. — Вы идете на смерть, если не хуже.

Ламент, Хок и Фишер не удостоили его вниманием. Они сделали несколько глубоких вдохов, внутренне подобрались, а затем дружно повернулись и решительно уставились в темноту. Они заставляли себя глядеть и глядеть, и перед ними внезапно появилась расходящаяся в стороны полоска неверного света. Она быстро росла, становясь шире и ярче, пока не превратилась в огромное, заполнившее весь оконный проем Око, которое сияло очень ярко — сильнее, чем иная звезда. Ошеломляющий взгляд почти ослеплял, но люди не находили сил отвести глаза. Огромное и нечеловеческое Око, живое и пристальное, пялилось на них. Оно все росло и росло, приближаясь, и внутри гигантского темного зрачка они различали галактики, звезды и планеты. Сенешаль и Жареный отвернулись, прикрыв глаза ладонями, не в силах вынести ужасный немигающий взгляд.

511