Стражи Хейвена - Страница 468

468

— Ты же знаешь, что тебе это вредно.

— Все, что мне нравится, вредно, — беспечно откликнулась Фелиция. — Но я пока еще не померла. А у тебя такой вид, будто ты два дня не ел. Ты хорошо питаешься?

— Я ем и пью, только когда вспоминаю об этом, — ответил Ламент. — И я уже много лет не сплю. Когда я посвятил себя Богу, он избавил меня от всех физических слабостей. Я больше не могу умереть.

— А я всегда отличалась обилием слабостей, — похвасталась Фелиция. — В этом мне нет равных.

— Знаю, — отозвался Гнев Божий. — Я помню.

Фелиция взглянула на него с нежностью.

— Много ли ты помнишь, Джерико?

— Я помню, что никогда не был счастливее, чем с тобой. Или несчастнее. Наверное, это любовь.

Некоторое время они молча ступали рядом. Думали, вспоминали.

— Столько всего изменилось, — проговорила Фелиция. — Когда мы были моложе, Лесное королевство считалось врагом. А теперь я — здешняя королева, и ты пришел спасать мою страну. Я так понимаю, что ты явился именно за этим?

— Такова моя миссия. Все вы в огромной опасности. Флисс, как давно ты поняла, что Пешеход — это я?

— Некоторое время назад, — призналась Фелиция. По-прежнему глядя прямо перед собой, она взяла его под руку. — Я располагаю множеством агентов, разбросанных по всей Лесной стране. Они докладывают мне о подобных вещах. Ты заработал изрядную репутацию. Кое-что из слышанного мной… — Она глянула на него почти обвиняюще. — Человек, которого я знала, никогда не был столь суров, столь категоричен. Ты убил множество людей, Ламент. Большинство из них заслуживали смерти, судя по тому, что о них рассказывают, но…

— Бог и мир меняют всех нас, — ответил Ламент. — Я стал тем, кем пришлось, чтобы делать то, что должен. Ты никогда не пыталась связаться со мной…

— Я не хотела встречаться с Пешеходом. Мне доставляли большую радость воспоминания о том, кем ты был раньше. О человеке, которого я любила.

Они остановились перед открытым окном, созерцая раскинувшийся перед ними мирный пейзаж. В пустом зале было очень тихо.

— Калли по-прежнему с тобой, — нарушил молчание Ламент. — Она мне всегда нравилась. Хотя в былые времена она пугала меня до колик. Никому не давала спуску, даже твоему отцу. Тебе здесь что-то угрожает?

Фелиция хохотнула:

— Всего-навсего каждый проклятый день, милый. У меня теперь столько врагов, что им приходится строить мне козни по очереди.

— Хочешь, я с ними что-нибудь сделаю? — учтиво предложил Ламент.

— А ты можешь? — удивилась Фелиция. — Разве тебе позволено вмешиваться в мирские дела?

— Нет, — ответил Ламент. — Но они-то этого не знают. Одного пристального взгляда с моей стороны хватит, чтобы большинство из них попритихло. Грех есть грех, и все политики в чем-то да виноваты. Одно сознание того, что ты находишься под моей защитой, отпугнет всех, кроме самых остервенелых. И я убью любого, кто попытается причинить тебе вред, Флисс. Клянусь сердцем.

Они возобновили прогулку в молчании. Им предстояло очень многое прояснить, но они не торопились.

— Мы были счастливы при дворе моего отца, — проговорила, наконец, Фелиция. — В те долгие летние дни, которые, казалось, будут продолжаться вечно. Ты носил другое имя, а я была просто очередной принцессой. Ты так изменился! Раньше ты всегда был такой веселый… Всегда готов устроить вечеринку или переодеться к маскараду, всегда рядом, когда мне хотелось потанцевать или поохотиться.

— Я был счастлив, — признал Ламент. — А иногда — только притворялся, что счастлив. Занимал себя чем угодно, потому что это отвлекало меня от тревожных мыслей. В то время я этого не понимал, но уже тогда я искал то, чему мог бы посвятить жизнь. Я думал, что нашел свою цель в тебе, но ошибался.

— А теперь ты счастлив? — прошептала Фелиция.

— Иногда, — ответил Ламент. — По крайней мере, моя жизнь имеет смысл.

— Но ты так одинок!

— Со мною Бог.

— И этого достаточно?

— Иногда.

— Нам было так хорошо тогда, — повторила Фелиция. — У меня никогда не было такого любовника, как ты. Который бы так заботился о любой мелочи…

— Но тебя всегда больше волновало твое положение принцессы, а не наша любовь, — упрекнул ее Ламент. — Как бы крепко я тебя ни обнимал, ты всегда удерживала меня на расстоянии. И еще… ребенок.

— Мне пришлось сделать аборт. Если бы отец узнал о нас, о ребенке, то скандал…

— Ты даже не сообщила мне, пока не стало слишком поздно.

— Ты бы попытался отговорить меня. А я не хотела, чтобы меня отговаривали. Тебе вообще не полагалось знать.

— Но кто-то проболтался, — сказал Ламент. — Кто-то всегда пробалтывается. Аборт оказался для меня последней каплей. Я продолжал убеждать себя, что ты изменишься, что я смогу тебя переделать. Но ты всегда оставалась дочерью своего отца. Нас разделяло происхождение и вероисповедание. Ты никогда не понимала, насколько важна для меня вера. Иначе ты не смогла бы сделать того, что сделала.

Пальцы Фелиции сжали руку Ламента чуть крепче.

— А герцог знал о нас? — спросил Ламент.

— Разумеется, милый. — Фелиция выпустила изо рта безупречное колечко дыма и проводила его взглядом. — Папенька взял себе за правило знать подобные вещи. У него было больше шпионов внутри дворца, чем снаружи. Пока наш роман не стал достоянием общественности и не представлял угрозы его репутации, ему было плевать. Он никогда не считал тебя опасным. Что такое — мелкий дворянин, больше интересующийся религией, чем политикой! В папенькиных глазах — идеальный компаньон для младшей дочки.

468