Стражи Хейвена - Страница 433

433

Хок не видел отца двенадцать лет, и в сердце толкнулась горечь утраты. Прожив большую часть жизни в постоянной конфронтации, отец с сыном под конец примирились, сражаясь бок о бок в битве с ордами демонов. Мраморное лицо короля лучилось спокойствием, которое он редко знал при жизни. Черты покрывал тонкий слой непотревоженной пыли. Никто не прикасался к саркофагу с тех пор, как его поставили на место.

— Вот это резьба! — оценила Фишер. — И сходства гораздо больше, чем в наших парадных портретах.

— Прекрасное надгробие, — согласился Хок. — Конечно, внутри никого нет. Тело так и не нашли. Однако мы знаем правду, и это главное.

Они продолжили путь. Принц не оглядывался. Фишер дрожала. Температура в Усыпальнице держалась нормальная, но духовный холод большого зала пробирал до самых костей. «Боже, не дай мне закончить свои дни в подобном месте! — лихорадочно молилась принцесса. — Так далеко от света, тепла и живых существ… Пусть я усну под мягкой зеленой травкой, может, небольшим камнем с моим именем, и чтобы вид красивый. И пусть я просплю до судного Дня, и если Бог добр, то мне ничего не приснится».

А затем они подошли к могиле короля Харальда. Здесь саркофаг достигал добрых восьми футов, боковые панели покрывала обильная замысловатая резьба, изображающая подвиги Харальда в битвах с демонами. На крышке лежала статуя в точности как у короля Иоанна, только с лицом Харальда и гораздо больше размером. Эту скульптуру тоже покрывал тонкий слой пыли, а в ногах покоился единственный венок из мертвых цветов. Хоку и Фишер стало ясно, что с момента похорон никто Харальда не навещал. Почему-то никто из них не удивился. Харальд мог быть неплохим королем, но он был не из тех, кто внушает преданность и после смерти.

— Почему у Харальда и гроб, и статуя больше, чем у Иоанна? — после паузы спросила Фишер.

— Потому что он сам их проектировал, — ответил Хок. — Он всегда говорил, что так сделает. Братец заботился о подобных вещах.

— Вероятно, поэтому и сходства больше. Наверное, еще при жизни резали.

Хок смотрел на огромный саркофаг и не испытывал никаких чувств. Все, что хотел, он сказал Харальду перед отъездом из замка и Лесного королевства двенадцать долгих лет назад. Старую зависть и ссоры изгладили расстояние и время, и теперь казалось, что все это происходило с какими-то другими людьми.

Стоя у могилы брата, Харальд не испытывал ни истинной скорби, ни даже сожаления. Он находился здесь по велению долга. Потому, что Харальд являлся членом семьи. И потому, праву сказать, что Харальд сделал бы для него то же самое. Кровь взывала к крови, брат к брату — неважно, насколько далеки они были друг от друга во времени, пространстве и чувствах.

«Черт бы тебя побрал, Харальд! — устало подумал Руперт. — Я оставил страну в твоих руках, чтобы иметь возможность уехать и забыть о семейном долге. Неужели ты не мог хоть что-нибудь сделать как следует?!»

— Никто не являлся сюда с момента погребения, — заметила Фишер, поморщившись при виде пыли на Харальдовом лице. — Даже королева. Это о чем-то да говорит.

— А может, и нет, — возразил Хок. — Согласно одной древней книге, которую в свое время заставили меня прочесть мои учителя, на заре Лесной династии все обстояло совсем по-другому. Тогда у королевской семьи было в обычае регулярно спускаться сюда, чтобы вспоминать своих предков. Кто они были и что делали. Они устраивали пиршества между могил и пересказывали старые повести о доблести и мужестве. Важно было знать историю рода, отпрыском которого ты являлся, и иметь перед глазами пример того, что потребуется от тебя, когда вырастешь. Но по мере увеличения числа покойников, традиция угасала и, в конце концов, заглохла. Теперь старые подвиги сохранились только в романтизированных и, вероятно, не очень достоверных песнях. Эти героические баллады то вспоминаются, то забываются — их популярность зависит от злобы дня. И никто не спускается сюда, потому что никому не нравится, когда ему напоминают о неизбежности его собственной кончины. Усыпальницу следует посещать коротко и по необходимости, а затем забывать о ней как можно быстрее.

— У Войны демонов есть с этим местом нечто общее, — проговорила Фишер. — Мы все видели слишком много смертей под Синей Луной. Мы все потеряли близких и любимых. Разве можно винить людей за то, что, пережив подобный опыт, они предпочитают думать не о смерти, а о жизни?

— Я никого не виню, — сказал Хок. Он неторопливо огляделся. — Никогда не думал, что снова побываю здесь. Я искренне ожидал, что погибну где-нибудь в грязном переулке на задворках Хейвена, когда сделаюсь слишком старым и неповоротливым, и чей-то меч окажется на долю секунды быстрее моего топора.

— А я вообще никогда всерьез об этом не думала, — призналась Фишер. — Я ожидала, что погибну в Долгую ночь. С тех пор каждый день стал для меня подарком. Второй жизнью, на которую я не имела права рассчитывать.

— Мы ведь до некоторой степени и умерли в Хейвене, — напомнил Хок. — И отправились в некое место.

— Я едва помню это, — призналась Фишер. — Тот чародей наложил на нас заклятие. Ты же знаешь, что нельзя доверять ничему, связанному с магией.

— Дьявольщина! — выругался Хок с удивившей обоих внезапной яростью. — Харальд заслужил лучшего! Он был настоящим героем Войны демонов. При всех его недостатках, а их у него имелось немало, когда пришло время, он вышел сражаться с демонами в Долгую ночь, дабы защитить и уберечь Лесную страну. Ему и в голову не пришло уклониться. Он принял один из Даров Преисподней и не позволил чертову мечу развратить себя. Он раз за разом рисковал жизнью ради родины. Он заслужил лучшего, чем погибнуть от руки подлого убийцы из-за дурацких политических интриг!

433