— Мы ни в чем не похожи на Габриэлей, — уверенно возразила Фишер. — Ты слишком переживаешь.
— Должен же хоть кто-то здесь переживать! Знаешь, мне все больше и больше кажется, что за эти годы мы по-настоящему ничего не добились. Назови хоть одну вещь, которую мы изменили к лучшему! Да, мы поймали немало плохих парней и еще больше убили. Но Хейвен по-прежнему Хейвен, а Северная окраина все та же выгребная яма нищеты и отчаяния. Старое зло никуда не делось, и те же нищие ублюдки, как и прежде, в страданиях влачат свою жизнь, день за днем. Нет, мы ничего не изменили.
Фишер поправила кастет в перчатке и честно попыталась понять, куда клонит муж.
— По крайней мере, нам удается держать ситуацию под контролем. Невозможно за несколько лет вытравить веками въедавшееся зло и уничтожить коррупцию. Во всяком случае, мы произвели здесь некоторое впечатление. Пресекли некоторое количество злодеяний и остановили немало подонков. Даже весь город пару раз спасли. Мы сделали все, что могли.
— Но кем мы стали? Порой я смотрю в зеркало и не узнаю человека, который глядит на меня оттуда. Это вовсе не тот, кем я хотел стать.
Фишер остановилась, и Хок замер рядом с ней. Она посмотрела ему прямо в лицо, долго не отводя глубоких синих глаз.
— Так чего же ты хочешь? — спросила жена. — Просто повернуться и уйти, оставив добрых людей без защиты? Здесь ведь есть хорошие люди. Если мы не защитим их от сволочей, вроде Габриэлей, или бандитов, вроде Сен-Кристофа, то кто же сделает это за нас? Ты не имеешь права в бездействии ждать, пока все решится само. Мы — те, кем нам приходится быть. Иначе мы так ничего и не добьемся.
— Раньше я знал, кто я такой. Я был честным, достойным человеком. Я вел людей за собой и вдохновлял их своим примером… Но это было так давно!
— Нет, — возразила Фишер. — Это было вчера.
Некоторое время они смотрели друг на друга, вспоминая былое. Наконец Фишер вздохнула и отвела взгляд.
— Мы были моложе. Идеалисты. Может… мы просто выросли.
В этот момент у кого-то достало глупости попытаться стянуть у Фишер кошелек. Должно быть, парень совсем недавно попал в город. Он не успел даже сомкнуть пальцы на добыче, когда Фишер, не оглядываясь, ударила его. Карманник так крепко приложился о землю, что у него глаза разъехались в разные стороны. Однако он все же ухитрился собрать ноги в кучу и бросился изо всех сил прочь. Фишер это настолько удивило, что она даже не стала преследовать грабителя.
— Дьявольщина. Я, наверное, старею. Раньше после моего удара на ноги не поднимались. — Она покачала головой и повернулась к Хоку: — Мы делаем все, что можем, но нельзя очистить Северную окраину одной лишь грубой силой. Даже я это понимаю. Чародей Гонт испробовал подобный подход в Крюке Дьявола. Пустил в ход магию и свою грозную репутацию, но продержался недолго. Стоило Гонту покинуть город, как все вернулось на прежние места. Облик Северной окраины в основном определяют ее хозяева, которые сами здесь не живут. домовладельцы и наркобароны. Все они недосягаемы. Закон — ничто перед политическими связями. Можно объявить им войну, но в таком случае мы окажемся предоставлены самим себе. Никто из стражей не присоединится к нам. Черт, да им наверняка прикажут арестовать нас! Только ты и я и нулевые шансы на успех.
Хок криво улыбнулся:
— Раньше это нас не останавливало. Когда мы знали, что правы.
— Может, и так, — уступила Фишер. — Но для того, чтобы выступить против власть имущих бандитов, наподобие Сен-Кристофа и армии его телохранителей, мне потребуется чертовски мощный стимул. По-моему, я больше не верю в чудеса. Это Хейвен. И он не желает меняться.
Хок пожал плечами и отвел глаза.
— Наверное, я просто начинаю чувствовать возраст. Когда я понял, что мне уже тридцать пять, я испытал настоящее потрясение. Представляешь, полжизни позади! Я не чувствую себя старым, но и молодым тоже себя не ощущаю. Иногда мне кажется, будто я уже бреду под гору и у меня почти не остается времени сделать все, что собирался…
— И еще у тебя лысина намечается.
— Знаю! Поверь, знаю! Я начинаю подумывать, не стоит ли обзавестись шляпой.
— Ты не выносишь шляп.
— Знаю!
Бок о бок в задумчивом молчании они продолжили путь. Толпа текла мимо. Люди видели хмурые лица капитанов и расступались шире, чем обычно. Многие почли за лучшее решить, что настала ранняя ночь, и попрятались по домам, пока у капитанов не исправится настроение.
— Мне теперь все труднее сохранять бдительность, — призналась, наконец, Фишер. — Когда день за днем у тебя перед глазами мельтешат жалкие пороки Северной окраины… это изматывает. Даже самый острый клинок затупится, если достаточно часто лупить им по твердой поверхности.
— Было время, когда наши дела что-то значили, — отозвался Хок. — И, стало быть, мы тоже имели вес. У нас была цель. Идеалы. Мы меняли мир к лучшему.
— Это было давно, — отозвалась Фишер. — В другой стране. Мы были тогда другими людьми.
— Нет, — возразил Хок. — Это было вчера.
И тут они оба замерли, поскольку в ушах зазвучал вызов колдуна-диспетчера из Штаба Стражи. Сначала раздалась приятная мелодия, исполняемая на флейте. Она предназначалась для привлечения внимания. Раньше вместо нее использовался звук гонга, но у Хока от него так ныли зубы, что он отправился к колдуну-диспетчеру и шепнул ему пару ласковых, но в высшей степени убедительных слов. С тех пор гонг заменили на флейту. На некоторое время Хок даже сделался весьма популярен среди стражей.